Защищает ли срок исковой давности «соломенного человечка»?
4 АПРЕЛЯ / 2024
В марте Верховный суд рассмотрел нашумевшее дело Балаян, оставив многих представителей юридического сообщества разочарованными.
Попробуем разобраться в аргументации несогласия или согласия с данным судебным актом, которую приводят известные теоретики и практики, а также рискнем высказать собственное мнение по данному резонансному кейсу.
Итак, в рамках дела о несостоятельности (банкротстве) индивидуального предпринимателя Балаяна Гагика Бориковича финансовый управляющий его имуществом обратился с заявлением о признании недействительным договора купли-продажи квартиры от 24.10.2001. Указанный договор был заключен между Поляковой В.А., Поляковым А.Н., Поляковым И.А., Акбатыровой О.А. (продавцами) и Балаян Р.Г. (покупателем). Переход права собственности на квартиру зарегистрирован 20.11.2001.
В обоснование заявления финансовый управляющий приводит доводы о том, что указанная сделка является мнимой, действительным покупателем и собственником квартиры выступает Балаян Г.Б. В обоснование своей позиции финансовый управляющий ссылается в том числе на то, что в рамках уголовного дела в отношении Балаян Г.Б. постановлением Тверского районного суда города Москвы от 13.05.2015 наложен арест на объекты недвижимого имущества и автотранспортные средства, принадлежащие должнику и третьим лицам. В уголовном деле судом сделан вывод, что должник являлся фактическим собственником подлежащих аресту жилых помещений, в том числе спорной квартиры, формальным покупателем которой выступала Балаян Р.Г. Балаян Р.Г. является женой брата должника и совместно со своими детьми безвозмездно проживает в квартире должника по иному адресу (Москва, ул. Звенигородская, д. 5, кв. 34). При этом в ходе предварительного расследования в квартире должника, расположенной по адресу: Москва, ул. Б. Молчановка, д. 15/12, кв. 19, были обнаружены многочисленные документы Балаян Р.Г.: оригинал свидетельства права собственности на спорную квартиру, оспариваемый договор купли-продажи от 24.10.2001, копии документов на имя Балаян Р.Г., договор вселения от 17.07.2008 в спорную квартиру, заключенный между Балаян Р.Г. и Балаяном Бориком Симоновичем (отцом должника).
Исходя из изложенного, суды нижестоящих инстанции пришли к выводу, что оспариваемый договор купли-продажи квартиры представляет собой прикрываемую по субъектному составу сделку, где покупателем в действительности являлся Балаян Г.Б. и удовлетворили заявление финансового управляющего. Не согласившись с принятыми по делу судебными актами Балаян Р. Г. обратилась в Верховный суд с кассационной жалобой.
Исходя из определения о передаче жалобы для рассмотрения в СКЭС основных доводов кассатора было два: отсутствия у должника кредиторов на момент заключения сделки - отсутствие вреда от ее заключения и ссылка на истечение срока исковой давности.
Мы не станем подробно останавливаться на первом доводе (хотя он является весьма небезынтересным с точки зрения правовой теории и практической деятельности),поскольку Верховный суд отменил судебные акты нижестоящих судов, отказав в признании оспариваемой сделки недействительной, сославшись исключительно на истечение срока исковой давности.
Аргументация Верховного суда заключается в следующем.
Пунктом 1 статьи 181 Гражданского кодекса Российской Федерации в редакции, действовавшей на момент заключения договора, был предусмотрен десятилетний срок исковой давности по требованию о применении последствий недействительности ничтожной сделки. При этом начало течения такого срока определялось не субъективным фактором (осведомленностью заинтересованного лица о нарушении его прав), а объективными обстоятельствами, характеризующими начало исполнения сделки независимо от того, кем предъявлен иск.
Впоследствии Федеральный закон от 21.07.2005 № 109-ФЗ «О внесении изменения в статью 181 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» сократил этот срок до трех лет (статья 1) и распространил его на требования, десятилетний срок предъявления которых не истек до дня вступления в силу данного Федерального закона – 26.07.2005 (пункт 2 статьи 2). Далее положения гражданского законодательства о сроках исковой давности и правилах их исчисления были изменены Федеральным законом от 07.05.2013 № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – Закон № 100-ФЗ). Согласно действующей в настоящее время редакции пункта 1 статьи 181 Гражданского кодекса Российской Федерации при предъявлении иска лицом, не являющимся стороной сделки, течение срока исковой давности по указанным требованиям начинается со дня, когда это лицо узнало или должно было узнать о начале ее исполнения.
Новые правила о сроках давности применяются, в частности, к требованиям, сроки предъявления которых были предусмотрены ранее действовавшим законодательством и не истекли до 01.09.2013 (пункт 9 статьи 3 Закона № 100-ФЗ).
Регистрация перехода права собственности на квартиру произведена 20.11.2001, то есть, по крайней мере, не позднее этой даты началось исполнение спорной сделки, в связи с чем с этого дня подлежит исчислению срок исковой давности.
Попробуем разобраться в аргументации несогласия или согласия с данным судебным актом, которую приводят известные теоретики и практики, а также рискнем высказать собственное мнение по данному резонансному кейсу.
Итак, в рамках дела о несостоятельности (банкротстве) индивидуального предпринимателя Балаяна Гагика Бориковича финансовый управляющий его имуществом обратился с заявлением о признании недействительным договора купли-продажи квартиры от 24.10.2001. Указанный договор был заключен между Поляковой В.А., Поляковым А.Н., Поляковым И.А., Акбатыровой О.А. (продавцами) и Балаян Р.Г. (покупателем). Переход права собственности на квартиру зарегистрирован 20.11.2001.
В обоснование заявления финансовый управляющий приводит доводы о том, что указанная сделка является мнимой, действительным покупателем и собственником квартиры выступает Балаян Г.Б. В обоснование своей позиции финансовый управляющий ссылается в том числе на то, что в рамках уголовного дела в отношении Балаян Г.Б. постановлением Тверского районного суда города Москвы от 13.05.2015 наложен арест на объекты недвижимого имущества и автотранспортные средства, принадлежащие должнику и третьим лицам. В уголовном деле судом сделан вывод, что должник являлся фактическим собственником подлежащих аресту жилых помещений, в том числе спорной квартиры, формальным покупателем которой выступала Балаян Р.Г. Балаян Р.Г. является женой брата должника и совместно со своими детьми безвозмездно проживает в квартире должника по иному адресу (Москва, ул. Звенигородская, д. 5, кв. 34). При этом в ходе предварительного расследования в квартире должника, расположенной по адресу: Москва, ул. Б. Молчановка, д. 15/12, кв. 19, были обнаружены многочисленные документы Балаян Р.Г.: оригинал свидетельства права собственности на спорную квартиру, оспариваемый договор купли-продажи от 24.10.2001, копии документов на имя Балаян Р.Г., договор вселения от 17.07.2008 в спорную квартиру, заключенный между Балаян Р.Г. и Балаяном Бориком Симоновичем (отцом должника).
Исходя из изложенного, суды нижестоящих инстанции пришли к выводу, что оспариваемый договор купли-продажи квартиры представляет собой прикрываемую по субъектному составу сделку, где покупателем в действительности являлся Балаян Г.Б. и удовлетворили заявление финансового управляющего. Не согласившись с принятыми по делу судебными актами Балаян Р. Г. обратилась в Верховный суд с кассационной жалобой.
Исходя из определения о передаче жалобы для рассмотрения в СКЭС основных доводов кассатора было два: отсутствия у должника кредиторов на момент заключения сделки - отсутствие вреда от ее заключения и ссылка на истечение срока исковой давности.
Мы не станем подробно останавливаться на первом доводе (хотя он является весьма небезынтересным с точки зрения правовой теории и практической деятельности),поскольку Верховный суд отменил судебные акты нижестоящих судов, отказав в признании оспариваемой сделки недействительной, сославшись исключительно на истечение срока исковой давности.
Аргументация Верховного суда заключается в следующем.
Пунктом 1 статьи 181 Гражданского кодекса Российской Федерации в редакции, действовавшей на момент заключения договора, был предусмотрен десятилетний срок исковой давности по требованию о применении последствий недействительности ничтожной сделки. При этом начало течения такого срока определялось не субъективным фактором (осведомленностью заинтересованного лица о нарушении его прав), а объективными обстоятельствами, характеризующими начало исполнения сделки независимо от того, кем предъявлен иск.
Впоследствии Федеральный закон от 21.07.2005 № 109-ФЗ «О внесении изменения в статью 181 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» сократил этот срок до трех лет (статья 1) и распространил его на требования, десятилетний срок предъявления которых не истек до дня вступления в силу данного Федерального закона – 26.07.2005 (пункт 2 статьи 2). Далее положения гражданского законодательства о сроках исковой давности и правилах их исчисления были изменены Федеральным законом от 07.05.2013 № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – Закон № 100-ФЗ). Согласно действующей в настоящее время редакции пункта 1 статьи 181 Гражданского кодекса Российской Федерации при предъявлении иска лицом, не являющимся стороной сделки, течение срока исковой давности по указанным требованиям начинается со дня, когда это лицо узнало или должно было узнать о начале ее исполнения.
Новые правила о сроках давности применяются, в частности, к требованиям, сроки предъявления которых были предусмотрены ранее действовавшим законодательством и не истекли до 01.09.2013 (пункт 9 статьи 3 Закона № 100-ФЗ).
Регистрация перехода права собственности на квартиру произведена 20.11.2001, то есть, по крайней мере, не позднее этой даты началось исполнение спорной сделки, в связи с чем с этого дня подлежит исчислению срок исковой давности.
Из системного толкования названных норм закона и установленных обстоятельств следует, что срок исковой давности, предусмотренный ранее действовавшим законодательством, к сентябрю 2013 года истек в любом случае, поэтому к заявлению финансового управляющего имуществом должника не подлежат применению новые правила об исчислении срока исковой давности, установленные пунктом 1 статьи 181 Гражданского кодекса в редакции Закона № 100-ФЗ. Определение судами начала течения срока исковой давности с момента осведомленности финансового управляющего о совершенной должником сделке является ошибочным.
Таким образом, срок исковой давности по требованию о применении последствий недействительности ничтожной сделки, исчисляемый с момента начала исполнения спорного договора купли-продажи, на дату обращения в суд с настоящим заявлением (29.12.2021) истек.
Многие эксперты сходятся во мнении, что в данном случае сроки исковой давности применению не подлежит, приводя при этом довольно близкие по смыслу аргументы, которые можно условно разделить на следующие группы:
1. Согласно российскому праву исковая давность к требованию о признании недействительной ничтожной сделки - не применяется: исковая давность применяется только к реституционный требованиям (п. 1 ст. 181 ГК РФ) и только по таким сделкам, которые в принципе исполнялись (п.101 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации». Истечение сроков исковой давности не может консолидировать ничтожные сделки, а также заставить игнорировать притворность сделок, начав применять к ним правила, регулирующие прикрывающую сделку.
2. Регистрация права не может считаться точкой отсчета срока исковой давности:
в данном случае регистрация перехода права собственности к Р. Г. Балаян была совершена лишь для видимости, такая регистрация является лишь элементом прикрывающего состава (п. 86 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»: осуществление сторонами мнимой сделки для вида государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество не препятствует квалификации такой сделки как ничтожной на основании пункта 1 статьи 170 ГК РФ). Например Олег Зайцев указывает, что «симулятивная сделка не направлена на достижение являющихся ее предметом правовых последствий, и потому ее исполнение является столь же симулятивным. Регистрация имущества на подставных лиц является не фактическим, а лишь формальным (столь же притворным) исполнением, которое не приводит к началу течения субъективной исковой давности» (источник). С ним солидарен Роман Бевзенко, который также также отмечает, что «в России в сфере оборота недвижимости действует т. н. негативная регистрационная система. Без действительного волеизъявления запись не порождает правовых последствий. Волеизъявление покупателя («соломенного человечка») ничтожно, потому что оно притворно. Поэтому запись на ее имя не порождает правовых последствий» (источник).
3. Заявление финансового управляющего следует квалифицировать как иск о признании.
Роман Бевзенко полагает, что в данном случае финансовым управляющим фактически был заявлен иск о признании. «При этом исковая давность к таким искам применяться не может, так как решение суда по такому делу не привносит ничего нового в отношения истца и ответчика. Суд всего лишь вносит ясность в отношения сторон и констатирует, какие есть права и обязанности у сторон. Раз нет ни присуждения, ни преобразованиая, то и задавниваться нечему». Похожую аргументацию приводит Олег Зайцев: «в случае совершения симулятивной сделки с мнимым собственником реальный собственник не передает ему ни собственность, ни владение; мнимый собственник в отношениях с реальным собственником признает именно его собственником, а не себя, на собственность не претендует, реальное владение он не осуществляет. Когда кредитор (или действующий в его интересах арбитражный управляющий) оспаривает в деле о банкротстве притворную сделку должника по оформлению имущества на номинального собственника, кредитор лишь просит признать, что это имущество принадлежит должнику (включить его в конкурсную массу), а не отбирает имущество у номинального собственника, которому оно в силу ничтожной сделки никогда и не принадлежало. Пока номинал сам себя признает в отношениях с фактическим собственником как номинал (т.е. пока собственность и владение сохраняет фактический собственник), у номинала не возникает никакого права или даже законного интереса в защите с помощью исковой давности, поскольку кредитор просит признать то, что номинал и так сам признавал и признает в отношениях с фактическим собственником (напр., в доме фактически живет и все расходы на него несет фактический собственник, который ничего не платит за это номинальному собственнику; бизнесом компании, формальным участником которой в реестре указано одно лицо, в реальности управляет совсем другое лицо и т.д.)».
Таким образом, срок исковой давности по требованию о применении последствий недействительности ничтожной сделки, исчисляемый с момента начала исполнения спорного договора купли-продажи, на дату обращения в суд с настоящим заявлением (29.12.2021) истек.
Многие эксперты сходятся во мнении, что в данном случае сроки исковой давности применению не подлежит, приводя при этом довольно близкие по смыслу аргументы, которые можно условно разделить на следующие группы:
1. Согласно российскому праву исковая давность к требованию о признании недействительной ничтожной сделки - не применяется: исковая давность применяется только к реституционный требованиям (п. 1 ст. 181 ГК РФ) и только по таким сделкам, которые в принципе исполнялись (п.101 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации». Истечение сроков исковой давности не может консолидировать ничтожные сделки, а также заставить игнорировать притворность сделок, начав применять к ним правила, регулирующие прикрывающую сделку.
2. Регистрация права не может считаться точкой отсчета срока исковой давности:
в данном случае регистрация перехода права собственности к Р. Г. Балаян была совершена лишь для видимости, такая регистрация является лишь элементом прикрывающего состава (п. 86 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»: осуществление сторонами мнимой сделки для вида государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество не препятствует квалификации такой сделки как ничтожной на основании пункта 1 статьи 170 ГК РФ). Например Олег Зайцев указывает, что «симулятивная сделка не направлена на достижение являющихся ее предметом правовых последствий, и потому ее исполнение является столь же симулятивным. Регистрация имущества на подставных лиц является не фактическим, а лишь формальным (столь же притворным) исполнением, которое не приводит к началу течения субъективной исковой давности» (источник). С ним солидарен Роман Бевзенко, который также также отмечает, что «в России в сфере оборота недвижимости действует т. н. негативная регистрационная система. Без действительного волеизъявления запись не порождает правовых последствий. Волеизъявление покупателя («соломенного человечка») ничтожно, потому что оно притворно. Поэтому запись на ее имя не порождает правовых последствий» (источник).
3. Заявление финансового управляющего следует квалифицировать как иск о признании.
Роман Бевзенко полагает, что в данном случае финансовым управляющим фактически был заявлен иск о признании. «При этом исковая давность к таким искам применяться не может, так как решение суда по такому делу не привносит ничего нового в отношения истца и ответчика. Суд всего лишь вносит ясность в отношения сторон и констатирует, какие есть права и обязанности у сторон. Раз нет ни присуждения, ни преобразованиая, то и задавниваться нечему». Похожую аргументацию приводит Олег Зайцев: «в случае совершения симулятивной сделки с мнимым собственником реальный собственник не передает ему ни собственность, ни владение; мнимый собственник в отношениях с реальным собственником признает именно его собственником, а не себя, на собственность не претендует, реальное владение он не осуществляет. Когда кредитор (или действующий в его интересах арбитражный управляющий) оспаривает в деле о банкротстве притворную сделку должника по оформлению имущества на номинального собственника, кредитор лишь просит признать, что это имущество принадлежит должнику (включить его в конкурсную массу), а не отбирает имущество у номинального собственника, которому оно в силу ничтожной сделки никогда и не принадлежало. Пока номинал сам себя признает в отношениях с фактическим собственником как номинал (т.е. пока собственность и владение сохраняет фактический собственник), у номинала не возникает никакого права или даже законного интереса в защите с помощью исковой давности, поскольку кредитор просит признать то, что номинал и так сам признавал и признает в отношениях с фактическим собственником (напр., в доме фактически живет и все расходы на него несет фактический собственник, который ничего не платит за это номинальному собственнику; бизнесом компании, формальным участником которой в реестре указано одно лицо, в реальности управляет совсем другое лицо и т.д.)».
Аргументы в защиту Определения тоже, безусловно, звучат, в частности Михаил Церковников указывает на то, что по логике оппонентов, исполнение ничтожной сделки в принципе невозможно - такая сделка не влечет никаких обязательств, кроме реституционных. Однако, в п. 1 статьи 181 ГК РФ речь идет о течении срока исковой давности со дня, когда началось исполнение ничтожной сделки.
Очевидно, что речь здесь идет именно о видимости исполнения ничтожной сделки, соответственно в рассматриваемом кейсе срок давности правомерно рассчитан от момента регистрации права - создания видимости исполнения оспариваемой сделки. Иная логика поставила бы под угрозу бессрочного оспаривания все внутригрупповые сделки (источник).
Впрочем, насколько обоснованы опасения за устойчивость огромного пласта гражданско-правовых сделок, так же справедлив и, например, аргумент Олега Зайцева о том, что никакой давности для обращения взыскания на имущество должника ни в исполнительном производстве, ни в банкротстве нет, не важно в какой момент кредиторы узнали или должны были узнать о наличии у него такого имущества - взыскание на него можно обратить всегда, так почему же спрятавший за подставным лицом имущество должник должен быть защищен сроками исковой давности и оказываться в лучшем положении чем честный должник, к подобным методам «защиты» своего имущества добросовестно не прибегал?
Если говорить о наших рассуждениях, то мы не уверены, что подобные кейсы с приобретением имущества на имя мнимого собственника, в принципе требуют признания ничтожной сделки, опосредующих переход права к «соломенному человечку», равно как и в том, что такие сделки действительно являются ничтожными.
Вероятно, в данном случае финансовым управляющим был избран именно такой способ защиты права в связи с тем, что именно таким образом ВФ РФ квалифицировал подобные ситуации в деле Рассветов пр. Росреестра (15 ноября 2021 г. № 307-ЭС19-23103(2): поиск активов должника становится затруднительным, когда имущество для вида оформляется гражданином на иное лицо, с которым у должника имеются доверительные отношения. В такой ситуации лицо, которому формально принадлежит имущество, является его мнимым собственником (пункт 1 статьи 170 Гражданского кодекса Российской Федерации), в то время как действительный собственник – должник – получает возможность владения, пользования и распоряжения имуществом без угрозы обращения на него взыскания по долгам со стороны кредиторов. Чем выше степень доверия между должником и третьим лицом, тем больше вероятность осуществления последним функций мнимого собственника. Также на выбор мнимого собственника в существенной степени влияет имущественная зависимость третьего лица от должника.
Между тем, по нашему мнению, эта квалификация не вполне точная, поскольку:
1. Сама сделка, опосредующая мнимое держание, вовсе не обязательно является мнимой: например, в данном случае, стороны договора купли-продажи действительно стремились к тем правовым последствиям, к которым привела сделка: продавцы стремились к отчуждению недвижимого имущества, получению денежных средств, право собственности действительно перешло от продавцов к иному лицу, а денежные средств в его оплату были получены, Балаян Г.Б. стал новым фактическим собственником квартиры;
2. В данном случае порок воли, вероятнее всего, имеет место только на стороне покупателя, очень маловероятно и практически недоказуемо, что продавцы квартиры осознавали, что фактическим собственником имущества становится Балаян Г.Б. При этом согласно п.87 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»: Согласно пункту 2 статьи 170 ГК РФ притворная сделка, то есть сделка, которая совершена с целью прикрыть другую сделку, в том числе сделку на иных условиях, с иным субъектным составом, ничтожна. В связи с притворностью недействительной может быть признана лишь та сделка, которая направлена на достижение других правовых последствий и прикрывает иную волю всех участников сделки.
Намерения одного участника совершить притворную сделку для применения указанной нормы недостаточно.
То есть в принципе, возможно, что ни необходимости, ни достаточных правовых оснований порочить сделку, заключенную с мнимым собственником нет. Порок в данном случае состоит именно в части создания видимости того, что собственником становится иное лицо. Именно в этой части фактические обстоятельства необходимо привести в соответствие с правой действительностью. И защита права, на наш взгляд, должна в данном случае осуществляться путем заявления иска о признании права.С этой точки зрения нам близка позиция, высказанная Айнуром Шайдуллиным, который проводит аналогию с немецкой доктриной Штрохмана (мнимого собственника): «вместе с тем по нашему праву сделка со Штрохманном была квалифицирована как мнимое держание в деле Рассветова со ссылкой на статью 170 ГК РФ. В этой связи, в отличии от немецкой доктрины, у нас такая сделка как-будто бы признается мнимой сделкой. Однако не следует заблуждаться, поскольку сделку купли-продажи как таковую оспаривать не следует. Необходимо разобраться во внутренних отношениях между Хинтерманном и Штрохманном (мнимым держателем). Если это прямо признается мнимым держанием, то есть фактически мнимой фидуцией, то имущество должно включаться в массу Хинтреманна вне зависимости от давности» (источник).
При этом, например, Роман Бевзенко указывает, что заявленный в данном кейсе иск суду так и следовало квалифицировать как иск о признании, а то, что истец в качестве основания иска указал на нормы о ничтожности сделок не означает, что правила об исковой давности (ст. 181 ГК) должны применяться. Ведь кредиторы не требуют возврата контроля над активом или иного последствия недействительности сделки. Исправление реестра в этом случае является всего лишь приведением его в соответствие с действительностью.
Однако, если обратиться к судебным актам, то из них следует, что требования заявлены в следующей форме: «признать сделку недействительной, применить последствия недействительности сделки в виде восстановления права собственности должника на квартиру (хотя очевидно, что в фактической собственности должника квартира оказалась сразу после заключения договора купли-продажи и с тех пор из нее не выбывала) и обязания Балаян Р.Г. возвратить квартиру в конкурсную массу (как можно вернуть то, что из владения должника и не выбывало?).
Может ли суд в данном случае настолько уйти за пределы заявленных требований, изменив не только квалификацию заявленного иска, но и сами заявленые требования? С одной стороны, п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 разъясняет, что по смыслу части 1 статьи 196 ГПК РФ или части 1 статьи 168 АПК РФ суд определяет, какие нормы права следует применить к установленным обстоятельствам. Суд также указывает мотивы, по которым не применил нормы права, на которые ссылались лица, участвующие в деле. В связи с этим ссылка истца в исковом заявлении на не подлежащие применению в данном деле нормы права сама по себе не является основанием для отказа в удовлетворении заявленного требования.
С другой стороны - высшие суды чаще всего говорят, что предмет иска формулирует только истец.
В любом случае, подача искового заявления о признании права собственности на квартиру, в качестве основания которого истец указал бы на то, что держание Балаян Р.Г. изначально являлось мнимым - на наш взгляд, решило бы все эти вопросы, в том числе проблему применения срока исковой давности, поскольку в абз. 3 п. 57 постановления Пленума ВС РФ и ВАС РФ № 10/22 от 29 апреля 2010 г. «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав», указано, что в случаях, когда нарушение права истца путем внесения недостоверной записи в ЕГРП не связано с лишением владения, на иск, направленный на оспаривание зарегистрированного права, исковая давность не распространяется.
Поскольку по существу аргументы о мнимости держания верховным судом рассмотрены не были - вероятно, этот способ защиты права для заявителя все еще себя не исчерпал.
Очевидно, что речь здесь идет именно о видимости исполнения ничтожной сделки, соответственно в рассматриваемом кейсе срок давности правомерно рассчитан от момента регистрации права - создания видимости исполнения оспариваемой сделки. Иная логика поставила бы под угрозу бессрочного оспаривания все внутригрупповые сделки (источник).
Впрочем, насколько обоснованы опасения за устойчивость огромного пласта гражданско-правовых сделок, так же справедлив и, например, аргумент Олега Зайцева о том, что никакой давности для обращения взыскания на имущество должника ни в исполнительном производстве, ни в банкротстве нет, не важно в какой момент кредиторы узнали или должны были узнать о наличии у него такого имущества - взыскание на него можно обратить всегда, так почему же спрятавший за подставным лицом имущество должник должен быть защищен сроками исковой давности и оказываться в лучшем положении чем честный должник, к подобным методам «защиты» своего имущества добросовестно не прибегал?
Если говорить о наших рассуждениях, то мы не уверены, что подобные кейсы с приобретением имущества на имя мнимого собственника, в принципе требуют признания ничтожной сделки, опосредующих переход права к «соломенному человечку», равно как и в том, что такие сделки действительно являются ничтожными.
Вероятно, в данном случае финансовым управляющим был избран именно такой способ защиты права в связи с тем, что именно таким образом ВФ РФ квалифицировал подобные ситуации в деле Рассветов пр. Росреестра (15 ноября 2021 г. № 307-ЭС19-23103(2): поиск активов должника становится затруднительным, когда имущество для вида оформляется гражданином на иное лицо, с которым у должника имеются доверительные отношения. В такой ситуации лицо, которому формально принадлежит имущество, является его мнимым собственником (пункт 1 статьи 170 Гражданского кодекса Российской Федерации), в то время как действительный собственник – должник – получает возможность владения, пользования и распоряжения имуществом без угрозы обращения на него взыскания по долгам со стороны кредиторов. Чем выше степень доверия между должником и третьим лицом, тем больше вероятность осуществления последним функций мнимого собственника. Также на выбор мнимого собственника в существенной степени влияет имущественная зависимость третьего лица от должника.
Между тем, по нашему мнению, эта квалификация не вполне точная, поскольку:
1. Сама сделка, опосредующая мнимое держание, вовсе не обязательно является мнимой: например, в данном случае, стороны договора купли-продажи действительно стремились к тем правовым последствиям, к которым привела сделка: продавцы стремились к отчуждению недвижимого имущества, получению денежных средств, право собственности действительно перешло от продавцов к иному лицу, а денежные средств в его оплату были получены, Балаян Г.Б. стал новым фактическим собственником квартиры;
2. В данном случае порок воли, вероятнее всего, имеет место только на стороне покупателя, очень маловероятно и практически недоказуемо, что продавцы квартиры осознавали, что фактическим собственником имущества становится Балаян Г.Б. При этом согласно п.87 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»: Согласно пункту 2 статьи 170 ГК РФ притворная сделка, то есть сделка, которая совершена с целью прикрыть другую сделку, в том числе сделку на иных условиях, с иным субъектным составом, ничтожна. В связи с притворностью недействительной может быть признана лишь та сделка, которая направлена на достижение других правовых последствий и прикрывает иную волю всех участников сделки.
Намерения одного участника совершить притворную сделку для применения указанной нормы недостаточно.
То есть в принципе, возможно, что ни необходимости, ни достаточных правовых оснований порочить сделку, заключенную с мнимым собственником нет. Порок в данном случае состоит именно в части создания видимости того, что собственником становится иное лицо. Именно в этой части фактические обстоятельства необходимо привести в соответствие с правой действительностью. И защита права, на наш взгляд, должна в данном случае осуществляться путем заявления иска о признании права.С этой точки зрения нам близка позиция, высказанная Айнуром Шайдуллиным, который проводит аналогию с немецкой доктриной Штрохмана (мнимого собственника): «вместе с тем по нашему праву сделка со Штрохманном была квалифицирована как мнимое держание в деле Рассветова со ссылкой на статью 170 ГК РФ. В этой связи, в отличии от немецкой доктрины, у нас такая сделка как-будто бы признается мнимой сделкой. Однако не следует заблуждаться, поскольку сделку купли-продажи как таковую оспаривать не следует. Необходимо разобраться во внутренних отношениях между Хинтерманном и Штрохманном (мнимым держателем). Если это прямо признается мнимым держанием, то есть фактически мнимой фидуцией, то имущество должно включаться в массу Хинтреманна вне зависимости от давности» (источник).
При этом, например, Роман Бевзенко указывает, что заявленный в данном кейсе иск суду так и следовало квалифицировать как иск о признании, а то, что истец в качестве основания иска указал на нормы о ничтожности сделок не означает, что правила об исковой давности (ст. 181 ГК) должны применяться. Ведь кредиторы не требуют возврата контроля над активом или иного последствия недействительности сделки. Исправление реестра в этом случае является всего лишь приведением его в соответствие с действительностью.
Однако, если обратиться к судебным актам, то из них следует, что требования заявлены в следующей форме: «признать сделку недействительной, применить последствия недействительности сделки в виде восстановления права собственности должника на квартиру (хотя очевидно, что в фактической собственности должника квартира оказалась сразу после заключения договора купли-продажи и с тех пор из нее не выбывала) и обязания Балаян Р.Г. возвратить квартиру в конкурсную массу (как можно вернуть то, что из владения должника и не выбывало?).
Может ли суд в данном случае настолько уйти за пределы заявленных требований, изменив не только квалификацию заявленного иска, но и сами заявленые требования? С одной стороны, п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 разъясняет, что по смыслу части 1 статьи 196 ГПК РФ или части 1 статьи 168 АПК РФ суд определяет, какие нормы права следует применить к установленным обстоятельствам. Суд также указывает мотивы, по которым не применил нормы права, на которые ссылались лица, участвующие в деле. В связи с этим ссылка истца в исковом заявлении на не подлежащие применению в данном деле нормы права сама по себе не является основанием для отказа в удовлетворении заявленного требования.
С другой стороны - высшие суды чаще всего говорят, что предмет иска формулирует только истец.
В любом случае, подача искового заявления о признании права собственности на квартиру, в качестве основания которого истец указал бы на то, что держание Балаян Р.Г. изначально являлось мнимым - на наш взгляд, решило бы все эти вопросы, в том числе проблему применения срока исковой давности, поскольку в абз. 3 п. 57 постановления Пленума ВС РФ и ВАС РФ № 10/22 от 29 апреля 2010 г. «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав», указано, что в случаях, когда нарушение права истца путем внесения недостоверной записи в ЕГРП не связано с лишением владения, на иск, направленный на оспаривание зарегистрированного права, исковая давность не распространяется.
Поскольку по существу аргументы о мнимости держания верховным судом рассмотрены не были - вероятно, этот способ защиты права для заявителя все еще себя не исчерпал.